Многое можно услышать о тяжелой жизни современных российских женщин. Часто заработок жены становится единственным источником, пополняющим семейный бюджет. Но когда российское телевидение рассказало о трудовых буднях Елены Батуриной, чей бедолага муж зарабатывает в 100 раз меньше ее, то это впечатлило.

Дело в том, что муж ее работает мэром Москвы. Когда сегодняшние в меру свободные российские СМИ сообщают о том, что зарплата жены мэра 150 тыс. долларов, и, возглавляемая ею фирма занимается жилищным строительством в Москве, то сразу напрашиваются две мысли. Первая – Юрий Лужков в чем-то провинился и начинается кампания по его отправке на свалку истории. И вторая мысль, которая ближе к фантастике – это то, что Россия стала правовым государством, значит можно просто так, без задних мыслей рассказать о жене мэра, владеющей фирмой и контролирующей еще 14 фирм, на долю которых приходится значительная часть жилищного строительства в Москве. И все.

Никто ничего плохого не подумал, особенно не подумал в адрес самого Юрия Михайловича. Все очень просто. Он на своем посту, а она на своем, строят новую столицу новой России. Однако, тот, кто будет такое утверждать, может вызвать подозрение даже у самых отъявленных оптимистов партии «Единая Россия». Действительно, обе вышеприведенные версии свидетельство не в пользу их автора, мыслящего по старому и не понимающего Новой России.

Заявление о доходах и деятельности семьи мэра Москвы, скорее всего, призвано перевернуть страницу и поставить точку на воспоминаниях о тех временах, когда, подающий надежды Лужков был чиновником московской мэрии, а его жена возглавляла кооператив по производству пластмассовых тазиков. В то время многие намеревавшиеся заняться серьезным бизнесом в Москве и имевшие дела с московскими чиновниками, поговаривали: «есть там один тип, зовут его Лужков, пока не дашь ему взятку, дело не сдвинется». Воспринималось это среди бизнесменов также естественно как дача взятки гаишнику. Но времена меняются и теперь в ознаменование окончательного перехода в князи, на всю нищую страну объявляется, что мы, мол, такие, делаем то-то и ни от кого не скрываем.

Некоторые наблюдатели, которые больше осведомлены о нравах новой России, увидели в этом такой оригинальный способ привлечения новых инвесторов. Своеобразная презентация незыблемости своего статуса, особенно ценимая любителями инвестировать средства в тоталитарные режимы. Сказать, как в старину: «народ безмолвствует», значит обидеть народ, который ушел в своем развитии далеко вперед. Народ все понимает, одобряет и, главное, всему верит.

Народ верит, что жилье в Москве должно стоить дороже, чем в Европе, даже при всей несопоставимости доходов, а бизнес семьи мэра не имеет к этому отношения. Ведь мэр облысел от частого ношения строительной каски и хождения по стройкам, желая обеспечить москвичей жильем.

Народ верит, что услуги сотовой связи в России должны быть дороже, чем в Америке во столько раз, во сколько раз российская зарплата ниже американской.

Искренне верит обладатель УАЗика или лучшей модели 60-х годов «Жигулей», что если захочет избавиться от этого кошмара и приобрести иномарку, он просто обязан, как порядочный человек «поддержать отечественного производителя» и в виде налога оплатить тупость чиновников отечественного Автопрома.

Верит обыватель, что для всеобщей безопасности и высших государственных интересов, он должен считать нормальным, когда к нему могут в любой момент и в любом месте подойти представители власти, потребовать паспорт и спросить кто он, откуда, куда идет или почему стоит.

Почему-то по инерции с начала 90-х годов продолжают произносить фразу: «при тоталитарном режиме в СССР…», но простите, о чем речь, когда в сегодняшней России уже догнали и перегнали советский тоталитаризм по всем показателям.

Много сказано о причинах, по которым чеченцы не хотят жить в составе России. Не касаясь исторических и религиозных сторон можно сказать, что три года свободного развития до первой войны, многое продемонстрировали жителям Ичкерии. При возможности свободно перемещаться по миру, ввозить и вывозить любые деньги и товары, чеченские предприниматели и рядовые люди не замечали никаких чиновников, интересующихся кто, где и сколько - потому что их не было. Ездили, привозили, торговали. Желающий иметь иномарку, приобретал ее, зная, что он ничего не должен доплачивать пьяницам с завода ЗИЛ. Одно сравнение с экономическими правами населения России, на фоне караванов автобусов из близлежащих российских регионов, направлявшихся в Чечню за товарами, доводили российских политиков до истерик, сопровождавшихся призывами покончить с «разбойничьей свободой дудаевского режима».

Был в Ичкерии и свой несостоявшийся Лужков. Мэр Грозного Беслан Гантемиров, забыв в какой стране он находится, попытался стать хозяином города в российском понимании этого слова. Но когда ему пообломали рога, обиделся и стал пророссийским оппозиционером. Видимо понял, что будь он мэром российского города, то имел бы там все движимое и недвижимое, и до старости беды б не знал.

Даже в тяжелые времена между двумя войнами, население Чечни могло самостоятельно перерабатывать нефть, а нефтепродукты вывозить за пределы республики для реализации. Причем претензии властей к владельцам кустарных заводов заключались не в спорах о праве пользования народом своими ресурсами, а больше касались вопросов экологии, которые могли быть решены с течением времени. Невозможно себе представить гражданина России, который бы, не будучи обвиненным в «богохульстве», посмел бы заявить свои права на нефть и другие ресурсы.

При нынешней российской реальности быть законопослушным россиянином равнозначно тому, чтобы быть рабом всяких лужковых или им подобных. Это не приемлемо не только для чеченца, но и для любого нормального человека. Кому нравится быть рабом, тех не переубедить, а кто не согласен, тот будет бороться, что, в общем-то, и происходит.

Асет Исмаилова,