Британский журналист рассказал, как его преследовали в Москве за правду
Высланный бандой Путина из Москвы за правду корреспондент английской газеты "Гардиан" Люк Хардинг опубликовал отрывок из своей новой книги о России "Мафиозное государство". Книга выйдет в Англии 29 сентября. В опубликованном отрывке в частности говорится:
"Никаких сомнений быть не могло: кто-то побывал в моей квартире. Через три месяца после того, как я приехал в Россию, чтобы стать новым главой московского бюро Guardian, я однажды поздно вернулся домой со званого ужина. На первый взгляд все было как обычно. В коридоре валялись детские вещи, в гостиной громоздились книги – приметы уютного беспорядка семейной жизни. Но затем я увидел это – широко распахнутое окно в спальне моего сына...
Когда я пятью часами раньше уходил из дома вместе с моими детьми - шестилетним Раскиным и девятилетней Тилли, - оно не было открыто. Мы жили на 10-м этаже московского многоквартирного дома постсоветской постройки – уродливой башни из оранжевого кирпича, расположенной на станции метро Войковская, на окраине Москвы. Окна мы держали закрытыми – слишком очевидна была опасность того, что дети могут из них выпасть.
Чтобы открыть окно, нужно было повернуть белую пластиковую ручку вниз на 90 градусов. Это можно было сделать только изнутри – ветер не мог распахнуть створки. Однако оно было открыто – почти вызывающе, демонстративно.
«Здесь был взломщик?» - спросил мой сын, вглядываясь в застывший внутренний двор под окном. «Не знаю. Может быть, кто-то влез снаружи. Возможно, это был человек-паук», - неуверенно ответил я.
В гостевой комнате в проигрывателе шипела пленка. Я его не включал, а моя жена Фиби ночевала у друзей. Я пытался подавить страх, тревогу, озадаченность, недоверие и холодную, рациональную ярость. Еще через несколько часов мне пришлось встать: где-то в квартире неожиданно включился будильник. Я вышел в гостиную и включил свет. Будильник громко пищал. Кто-то – причем, не я – установил его на 4:10 утра. Я посмотрел на дату – было воскресенье, 29 апреля 2007 года.
Это явно не была обычная попытка ограбления. Ко мне в квартиру, судя по всему, зашли через дверь, и замки не стали этому помехой. Посетители ничего не украли, ничего не повредили. Они, очевидно, намеревались просто продемонстрировать, что они у меня были и – как легко было предположить – могут вернуться. Мрачный символизм открытого окна в детской было нетрудно понять: осторожно, а то дети могут упасть. Сами «гости» – полагаю, их было несколько – испарились как призраки.
Что это были за приведения – точнее, из какого ведомства они были - я догадывался. За 15 дней до этого, 13 апреля 2007 года, российский олигарх и открытый критик Кремля Борис Березовский дал интервью моей газете, в котором призвал к насильственному свержению режима Путина. После этого мной живо заинтересовалась служба, унаследовавшая функции КГБ.
Через несколько часов после выхода нашумевшего интервью с Березовским началась моя новая странная жизнь.
Кто-то взломал мою личную электронную почту. Некто якобы из «администрации президента» позвонил ко мне в офис и потребовал номер моего мобильного, но я отказался его давать. Небрежно одетая женщина средних лет с – как я заметил – скверной стрижкой в духе 1970-х годов в 7 утра появилась у моей двери. Когда я открыл дверь, она оглядела меня и ушла.
Через два дня после публикации я вылетел из Москвы в Лондон. Я уже прошел последний контроль, когда кто-то сильно хлопнул меня по плечу. Я обернулся и увидел молодого человека в кожаной куртке – безошибочно опознаваемой форме шпиона КГБ. Он ухмылялся. «С вашей курткой что-то не так», - сказал он с сильным русским акцентом.
В той нелепой неосоветской реальности, которую Путин создал, став президентом, ФСБ превратилось в главную силу в стране – огромную, секретную, обладающую гигантскими ресурсами структуру, действующую вне рамок закона и руководствующуюся собственными (также секретным) правилами. ФСБ почувствовала себя вправе сокрушать всех, кого она сочтет врагами государства.
В число врагов попадают немногочисленные и деморализованные руcские оппозиционные политики, правозащитники, сотрудники иностранных неправительственных организаций, а также предприниматели, не соблюдающие новые правила, которые установил режим: повиноваться государству и держаться в стороне от политики.
Кроме этого, врагами, по-видимому, считают иностранных дипломатов, особенно британских, и беспокойных западных журналистов. Однако самое опасное – это отношение ФСБ к так называемым "предателям".
Мне – как и британскому правительству - было очевидно, что убийство проживавшего в Лондоне русского диссидента Литвиненко имело отношение к ФСБ.
По оценкам социологов, в 2003 году в Кремле было 25% процентов чиновников из бывших военных или сотрудников спецслужб. К 2006 году лиц, «связанных» с силовиками– в том числе официальных и неофициальных агентов, – в Кремле было уже целых 77%. Силовики рассматривают гибель Советского Союз как унизительную катастрофу. Их миссия – как они ее видят – заключается в том, чтобы восстановить утраченное величие России.
К слову, незаконно проникать в чужие квартиры – старая техника КГБ, нацеленная не на убийство, а на запугивание и изматывание. Если жертва жаловалась в милицию, там в ответ вежливо намекали на паранойю. В конце концов, кому жаловаться на взлом, если взломщики работают на государство?
Через три недели после интервью с Березовским мне позвонили из ФСБ. В мае 2007 года ФСБ начала собственное уголовное расследование в связи с нашей статьей. . Не представившийся офицер ФСБ был вежлив, но тверд. «Вы должны приехать, нам нужно поговорить», - заявил он.
Через три недели после телефонного звонка мы с моим адвокатом Гари Мирзояном, ветераном московских уголовных процессов, стояли у Лефортовской тюрьмы – унылого окруженного спиралями колючей проволоки трехэтажного здания недалеко от центра Москвы.
Открылась мощная металлическая дверь. За дверью была небольшая приемная. Дежурный офицер сидел за зеркальным стеклом, прозрачным только с одной стороны: он нас мог видеть, а мы его –нет. Только одна рука высунулась на секунду из-за стекла, чтобы забрать у меня паспорт и телефон. Нам разрешили пройти наверх.
Лифт был снабжен старомодными тюремными решетками. Старомодные видеокамеры на лестничных клетках фиксировали наши передвижения. По обе стороны коридора тянулись ряды одинаковых, безликих деревянных дверей. Мы подошли к двери 306 и постучались в нее.
Майор А. В. Кузьмин пригласил нас войти.. Одет он был в темно-зеленую форму ФСБ. На его столе лежала цветная фотокопия первой страницы Guardian с интервью Березовского. Он протянул ее мне. «Не могли бы вы подтвердить, кто вы?» - спросил он.
«Люк Дэниел Хардинг», - ответил я.
Как долго вы находитесь в Москве?
- Три месяца
- Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах состоялось ваше интервью с Березовским?
- Оно было взято в Лондоне.
- Откуда вы это знаете?
- Мне сообщил юридический департамент Guardian.
(Удивительно, что Хардинг вообще не отказался встречаться с это бандой и уж тем более отвечать на любые (!) их вопросы - КЦ).
Позднее я понял, что смысл происходившего был не в том, чтобы выяснить истину, а в том, чтобы запугать меня. Я подписал свои свидетельские показания. Мне хотелось пить, но от предложенного стакана газированной воды я отказался, испугавшись – уверен, что необоснованно, – что в нее могло быть что-то подмешано.
Невидимое присутствие ФСБ продолжалось. Что мои телефонные переговоры прослушиваются, было в большинстве случаев очевидно. Агенты ФСБ просто прерывали связь, когда разговор касался опасных тем. Стоило произнести такие слова как «Березовский» или «Литвиненко», как разговор обрывался. (Некоторое время я говорил слово «банан» вместо «Березовский». Удивительно, но это работало).
Обсуждения политики Кремля также заканчивались плохо – раздражающимися гудками отключенной линии.
В начале декабря 2007 года я договорился о встрече с Ольгой Крыштановской, из Института социологии Российской академии наукю У них есть станция прослушки где-то в Подмосковье, рассказала исследователь. Само ее существование – государственная тайна. У ФСБ, добавила она, есть специальный отдел по слежке за иностранными дипломатами. По словам Крыштановской, фанатичнее всего те, кто работал в контрразведке. Она охарактеризовала их как зомби. «
Членство в этом клубе – самом тайном из всех – дает определенные преимущества. «Если ты работаешь в ФСБ, то о законе можешь не беспокоиться. Ты можешь кого-нибудь убить, и тебе ничего не будет», - заявила Крыштановская.
Уже в дверях, когда я возвращал Крыштановской гостевые тапочки, она посоветовала мне быть осторожнее. Почему? «Потому что вы – враг Путина», - ответила она спокойно.
К августу 2008 года мы переехали с Войковской в деревянную дачу в поселке художников Сокол на северо-западе Москвы. И тут, 7 августа началась война в Грузии.
Когда я вернулся в Москву, отношение к западным журналистам было недоброжелательным. Нам явно мстили. 25 ноября 2008 года у меня была крайне неприятная встреча с Борисом Шардаковым – чиновником из министерства иностранных дел, отвечающим за аккредитацию британских журналистов. «Почему вы все еще в этой стране? – спросил он. – Ваша семья не боится, что, если вы будете продолжать здесь находиться, с вами может произойти что-то нехорошее?».
Тогда же ФСБ возобновила и усилила свою подлую кампанию травли. Случаи проникновения в наш дом и в нашу квартиру стали повторяться постоянно. Я начал их фиксировать.
29 октября-2 ноября 2008 года. Открыто окно в верхней спальне справа. В каждой из комнат дома из систем сигнализации вынуты батарейки.
8 декабря 2008 года. Отключено центральное отопление. Дом промерз. Ночью из-под лестницы раздавались звуки, напоминающие звонки мобильного телефона.
30 января 2009 года. Проникновение в офис Guardian. С моего компьютера удалена заставка. Клавиатура начисто вытерта. Замок и дверь заклинило.
3 февраля 2009 года. Письмо в британское посольство вернулось со стертым текстом, и с пометкой «NULL».
Однажды я обнаружил у своей кровати дешевую книжку в мягкой обложке о том, как улучшить оргазм.
30 июня 2010 года ФСБ опять проникла ко мне в офис. Агенты отключили интернет и открыли окно, а также сняли трубку телефона и положили ее рядом с моим ноутбуком. В тот день я написал статью о Чапман – шпионке, входившей в раскрытую в США сеть. Ночной визит должен был мне напомнить, что я опять затронул тему, которой Кремль не рекомендует касаться.
Большинство новостных СМИ в России следуют набору неофициальных правил, практически все из которых я нарушал. Табуированы следующие темы: коррупция в Кремле, деятельность русских спецслужб, нарушения прав человека, которые русские службы безопасности и их местные помощники совершают на проблемном Северном Кавказе, догадки о личном состоянии Путина, которое, по некоторым источникам, может достигать 40 миллиардов долларов (по данным КЦ - 100 миллиардов).
В американских дипломатических телеграммах содержались предположения о том, что у него есть тайные активы за рубежом», - свидетельствует Люк Хардинг о преступлениях русской тербанды ФСБ в своей книге о России.
Отметим, что именно потому, что Кавказ-Центр намного более свободен, чем даже западные журналисты и в отличие от них, не стесняясь в выражениях, пишет на табуированные чекистами темы (например, о продолжающейся незаконной оккупацией около 100 порабощенных русскими стран), тербанда ФСБ таит на КЦ такую звериную злобу, а совсем не за «пропаганду терроризма», как утверждает для доверчивого запада эта банда.
Отдел мониторинга
Кавказ-Центр
