«Сапожник» российского кино

Помнится в детстве, когда в кинотеатре, фильм терял звук или прерывался, разгневанные зрители кричали: «сапожник, давай кино!».

Вот уже, которое десятилетие потомственный сапожник российского кино - Никита Михалков стачает фильмы, прошибая слезу, а заодно и деньгу у Вовы Путина.

Традиция рабского подхалимства, когда его дед Сергей Михалков воспевал милиционеров - «дядей Степ» и даже назвал его - Никиту в честь тогдашнего первого секретаря Никиты Хрущева, глубоко укоренилась в крови этих холопов. Таких, как Михалковы на Руси называли «черной костью» и обращение с ними было как с холуями.

Так вот «утомленный солнцем» Никита снял фильм «12», который, по словам Михалкова, прошиб слезу даже у такого монстра как Путин.

Действие разыгрывается в суде присяжных, а тема связана с Кавказской войной. Есть в фильме и типичный для венецианского конкурса дух киномании: «12» - ремейк классического фильма Сидни Люмета «Двенадцать разгневанных мужчин».

Оригинальный фильм Люмета рассказывал о 12 присяжных, от которых зависела судьба латиноамериканского юноши, обвиняемого в убийстве отца. Сначала почти все проголосовали за смертный приговор, и только один (его сыграл легендарный Генри Фонда) предложил рассмотреть дело во всех деталях и в результате сумел переубедить коллег.

Плагиат Никиты Михалкова «12» выходит в год 50-летия фильма Люмета. Действие перенесено в наши дни. Судят чеченского подростка, обвиненного в убийстве приемного отца - русского офицера. Есть свидетели, но для присяжных дело и без них кажется ясным.

Так в фильме возникает одна из огневых точек современных российских конфликтов: ксенофобия, граничащая с расизмом: парень виновен уже потому, что он чеченец.

Но хотя вся картина вроде бы идет под знаменем восстановления справедливости: невиновный должен быть на свободе, финальная речь героя Михалкова ставит это, очевидное, под сомнение. По его мнению, освободить чеченского парня - значит обречь его на смерть. «В тюрьме он проживет дольше» - убеждает председатель собрания коллег. Тезис иллюстрируется уже в следующем кадре, где герой Маковецкого предложит тот же выбор между опасной свободой и охраняемой тюрьмой залетевшему в зал воробью. Воробей улетит в пургу, и ясно, что погибнет.

Так кино выходит в политику, как бы подсказывая якобы выход: Россия все еще в пеленках, и ей нужна не хлипкая либеральная идея, а послушание и сильная рука, которая приведет ее к искомому покою. «Либеральная идея на наших глазах потерпела фиаско: присяжные проголосовали за правду - и погубили парня. Воробушек может чувствовать себя в безопасности только под сенью солдатских сапог» - такова точка зрения создателя фильма. Это мнение, надо заметить, весьма популярно у нынешней власти.

В версии Михалкова - место действия переносится в заснеженную Москву в обыкновенный школьный спортзал. Михалков снимал картину последовательно, сохранив логику развития персонажа в рамках сюжета.

Завершающий этап работы прошел в Краснодарском крае в селе Адербеевка. Там несколько дней шли съемки сцен боевых действий в Чечне. (флешбеки воспоминаний юноши, подозреваемого в убийстве).

Чеченского юношу играет дебютант Апти Магомаев, а его младшему брату Абди доверили роль героя в детстве. Абди стоически выдержал и съемки под проливным дождем, и в ледяном подвале под шквалом автоматных очередей.

Сама сюжетная ситуация - чеченка, вышедшая замуж за российского офицера, кажется достаточно надуманной и даже странной. Чеченка, считающая себя таковой, никогда не выйдет замуж за тех, кто уже столетия вершит геноцид по отношению с ее народу.

Такое еще возможно в России, где Путин не знает своего отца, но на Кавказе такая сюжетная линия исключена. Михалков тоже выдал бы свою дочь за чеченского полевого командира, лишь бы заниматься «любимым» делом.

Последнее письмо на «деревню дедушке» Путину возмутило даже видавших виды подхалимажа российских интеллигентов. Этот раб сын раба от имени деятелей российской интеллигенции по-холопски просил остаться своего хозяина. Точно также некоторые холопы после 1861 года, не зная как распорядиться данной им свободой, возвращались к барину.

Хотя в одном есть некоторая польза для тех, кто до сих пор «жует сопли» по поводу мюнхенской речи и дружбы с исламским миром. Когда слезливая «мусульманская» интеллигенциях и без-духовенство пишут письма «хорошему» царю Путину с жалобами на плохих бояр-губернаторов, пусть вспомнят, что Путин видел и знает о том, как поступают с мусульманами, какое отношение пьяного быдла к тем, к тем, для кого свобода - не пустой звук.

Юрий Нестеров

ДШ